"В древнерусском языке слово лихва широко использо­валось для обозначения процентов, излишков при каких-либо денежных (ростовщических) оборотах <...> Широкоупотреби­тельным было также сочетание терминологического ха­рактера дать в лихву, как и соотносительный с ним гла­гол лихвовати 'давать в рост'. Существительное лихва здесь было синонимом уже бытовавших в ту эпоху слов найм и рост".

"Слово лихва обладало и другим, социально окрашен­ным значением — 'чрезмерные проценты, чрезмерная прибыль', в котором содержалось «неодобрительное отно­шение к этому явлению, взгляд на него как на нечто ху­дое, недоброе, злое» <...> Этот же смысл имели производные
существительные лихоимание, лихоименьник, лихоимьник. Отсюда известное слово лихоимец".

"Итак, слово лихва в значении 'прибыль, доход с отдан­ного взаймы, процент, рост' в XVIII веке употреблялось крайне редко. Однако в это время, как и в древнерусском языке, лихва и его производные широко использовались в другом значении — 'беззаконная мзда, корысть, приобретаемая от давания денег или вещей в займы'..."

"Кроме отмеченных терминологических значений, слово лихва получило и третье, более общее, «бытовое» значе­ние — 'прибыль, избыток, излишек'. Любопытен пример, встретившийся нам в художественной речи XIX века: «Возвращаются домой [нищеброды] всякий раз с лошадкой, а самым ловким удается выменять не одну и с хорошей лихвой продать в своих местах доброго „битюка" какому- нибудь охотнику из городских купцов» (Максимов. Бро­дячая Русь). Это же значение слова лихва упомянуто и в «Словаре церковнославянского и русского языка» (1847). Однако в дальнейшем значение 'избыток, излишек' реа­лизовалось лишь в выражении с лихвой...".

"Немногочисленные найденные примеры позволяют реконструировать древнейший этап фонетической адаптации названия верблюда в следующем виде. Приведенные нами примеры говорят о том, что слово вельблудъ в древнерусских письменных памятниках XI в. записывалось в том числе через букву ю — вельблюдъ. В отличие от многих других словоформ, писавшихся в почерках определенного типа с той же орфографической особенностью — ю после твердого согласного, вельблюдъ было обозначением малознакомого на большей части территории Руси животного. Для экзотизма написание, возникшее изначально по орфографической причине, могло быть воспринято как произносительный вариант. При чтении Евангелия в церкви по списку, подобному Погодинскому евангелию, написания типа бюдю, люкавыи узнавались и читались с твердым согласным, а при чтении заимствованного слова орфограмма была сложно различима и прочитывалась со слогом лю. Раннее написание вельблюдъ, переставшее быть понятным в течение XII в., но еще сохранявшееся в этот период в списках Евангелия и Паримейника, в это же время проникает через ошибочное прочтение с /l’u/ в разговорную речь Древней Руси. Этот вариант произношения, по‑видимому, был поддержан благоприятствующими в разговорном языке факторами: фонетической ассимиляцией по мягкости или, например, отталкиванием от основы блуд‑, и поэтому он сохранился в языке и даже стал основным. Примеры конца XIV в. показывают, что к этому времени фонетический вариант вельблюдъ (без диссимиляции плавных, но со смягчением второго л) уже воспринимался как полноправный и допустимый в церковном тексте"

"С развитием правовых отношений в древнерусском государстве возникла необходимость обозначения целого ряда правовых понятий. В связи с этим слово суд начинает приобретать специальное, терминологическое значение. Так, в Русской Правде (Пространной и Сокращенной редакциях и Уставе Владимира Святославича) слово суд служит обозначением конкретных общественных понятий"

К XVII веку семантическая структура слова усложнилась - с образованием до восьми "лексико-семантических вариантов, объединенных выражением смежных понятий"

"Как и существительное, глагол судити приобретает в деловом языке специальное значение и уже в памятниках XI—XV вв. употребляется в трех значениях, которые являются терминологическими"