"История обрусевших вариантов названия картофеля свидетельствует об одной модели возникновения и распространения новых слов, или, как в данном случае, освоения заимствованных: сначала возникает большое количество территориальных вариантов, затем они вытесняются одной или двумя лексемами, которые, теряя территориальный признак, могут проникнуть в литературный язык. Такую судьбу вполне готово пережить слово картошка. Движение лексических вариантов из одной подсистемы в другую наблюдается уже сейчас... Возможно, пока рано говорить о вхождении картошки в строго кодифицированный литературный язык как полноправной, стилистически не сниженной лексемы, но в ближайшем будущем это вполне ожидаемо, то есть слова картофель и картошка получат различия лишь в сферах употребления. Уже сейчас сфера употребления слова картофель сузилась до научного и официально-делового стиля, но во всех остальных стилях его место уверенно занимает картошка"

"Возможно, пока рано говорить о вхождении картошки в строго кодифицированный литературный язык как полноправной, стилистически не сниженной лексемы, но в ближайшем будущем это вполне ожидаемо, то есть слова картофель и картошка получат различия лишь в сферах употребления. Уже сейчас сфера употребления слова картофель сузилась до научного и официально-делового стиля, но во всех остальных стилях его место уверенно занимает картошка"

"В русской ботанической языке слово земляника в качестве единственного обозначения рода Fragaria L. укрепляется с Г. Соболевского [1801]"

"В качестве единственного наименования этой ягоды слово брусника в научной литературе устанавливается начиная с
сочинений И. Двигубского ... До этого на равных правах рядом с "иковым" именем брусники употреблялся и его однокорневой синоним на -иц(а)"

"Пришедшие в ботанический метаязык XVIII века из народной растительной номенклатуры существительные брусника - брусница фиксируются в памятниках письменности по-разному: брусника, по данным картотеки ДРС, с конца XVIII в., брусница (несравненно чаще) - с 1500 г."

«В первом, более подробном учебнике ботаники (перевод с французского) академика-минералога В.М. Севергина (1765-1826) [„Начальные основания естественной истории. . . Царство произрастений“. 1794 г.] введен в употребление ряд морфологических терминов, удержавшихся и по сие время (чашечка, венчик, тычинка, сережка и др.).»

"Термин свѧще(нь)никъ в древнерусский период еще редок, он употребляется только в церковно-славянских текстах и у русских иерархов, но в епитимейно-канонических подборках, летописях, берестяных грамотах не встречается. В роли основных синонимов-конкурентов, обозначающих христианского священника, в древнейших славянских текстах выступают грецизм прозвѹтеръ(презвѹтеръ) и германское заимствование попъ, усвоенное в Моравии от немецких проповедников"

"В противоположность летописям, записям писцов и берестяным грамотам, оба древнерусских агиографических произведения — «Сказание о Борисе и Глебе» и особенно «Житие Феодосия» Нестора — часто используют книжный грецизм прозвѹтеръ, который играет здесь роль церковнославянизма"

"Церковная терминология восточных славян по преимуществу была заимствованной, но изредка в неё проникали и специфически древнерусские термины... К их числу принадлежат лексемы говѣти в значении ‘поститься, воздерживаться от пищи’, говѣниѥ в значении ‘пост, воздержание от пищи’ и заговѣниѥ ‘канун поста’. В указанных значениях эти слова фиксируются только в оригинальных древнерусских сочинениях или в переводах, содержащих лексические русизмы"; "Они выступают синонимами к германизму постъ, получившему широкое распространение во всех славянских языках .., и производному глаголу поститисѧ"

"Особенностью функционирования синонимической пары постъ—говѣниѥ является то, что первый синоним мог употребляться и в церковнославянских текстах, и в обиходной сфере, а термин говѣниѥ оставался преимущественно обиходным"

"Переводы с греческого XI — нач. XII в., в лексиконе которых содержатся южнославянизмы и русизмы, а также «Ответы» Иоанна II отдают явное предпочтение [для обозначения монаха] термину мьнихъ"; "В летописях мьнихъ появляется редко, причем обычно в специфических контекстах"

"два самых распространенных в старославянском термина, обозначающие монаха, кардинально разошлись в древнерусской письменности: в восточнославянском узусе мьнихъ занимает высшую позицию на шкале книжности, а чьрньць — низшую. Показания русских летописей, берестяных грамот и записей писцов свидетельствуют о том, что обиходным названием монаха в восточнославянском ареале было чьрньць"