калька греческого Ἰουδαΐζειν

ранее XVI в. встречается только в антилатинских полемических сочинениях

"слово «жидовствующие», столь привычное для современных исследователей, не прослеживается в памятниках ни XV, ни XVI вв. Этот термин был введен в употребление авторами конца XVIII – XIX вв. для описания новгородской ереси"

"Въ виду того, что спеціалисты по русскому языку ... рѣшительно отвергаютъ вѣроятность перехода м || б въ началѣ этого слова на русской почвѣ, надо думать, что русскіе получили его уже въ готовомъ видѣ отъ какого-нибудь «бэ-кавшаго» турецкаго діалекта"; "Въ команскомъ (половецкомъ) діалектѣ, изъ котораго «бесурменинъ» вѣроятно попало въ Ипатскую лѣтопись, «бэканье» также было довольно распространено... Другой діалектъ, изъ котораго «бесурменинъ» могъ попасть въ древне - русскій языкъ, есть діалектъ волжскихъ болгаръ"

в первых славянских переводах слово оказалось соответствием греч. βαπτισμός, но единичные примеры из древнего перевода Евангелия "говорят о том, что слово крьштениѥ означает определенное ритуальное действие, хотя и не то, для обозначения которого оно, казалось бы, было создано. Такое словоупотребление возможно лишь потому, что своим происхождением славянское слово связано не с крестом, но с Иисусом Христом" (ср. нем. kristen

Автор пишет, что в Словаре Академии Российской «был впервые зафиксирован термин воспаление, созданный Шеиным в 1761 г. как калька с латинского слова inflammatio (от inflammo — поджигать, запаливать, зажигать)».

В XVI веке воспаление называли пухлотой, пухлиной или палением. Последнее слово «могло присоединять приставки за- и воз-, имеющие начинательное значение, давая слова запаление и воспаление».

Слово воспаление зафиксировано уже в «Лексиконе триязычном» Федора Поликарпова-Орлова (1704).

Мартин Ильич Шеин использовал для перевода латинского inflammatio слово вожжение. Заблуждение, что он использовал слово воспаление, восходит к Алексею Протасьевичу Протасову.

«В период становления русской медицинской терминологии (а это XVII и особенно XVIII век) существовали синонимы: паление, запаление, вожжение, — из которых к концу XVIII века победило воспаление».

"Сложные слова с компонентами корона- и ковид- именуют явления и понятия, возникшие вследствие пандемии COVID-19 и введения ограничительных мер, и включаются во все без исключения сферы человеческой деятельности"

"Сложные слова с компонентами корона- и ковид- именуют явления и понятия, возникшие вследствие пандемии COVID-19 и введения ограничительных мер, и включаются во все без исключения сферы человеческой деятельности"

элемент монашеского одеяния (греч. (ἀνάλαβος); слово встречается в переводе Устава патриарха Алексея Студита (XI в.), а также в оригинальной древнерусской литературе - «Сказании о черноризском чине» Кирилла Туровского втор. пол. XII в.

аналавы находят "в древнерусских монашеских погребениях: они представляют собой переплетения из четырех кожаных плетей, соединенные плетеным крестом"

"В XVII в. в требниках под воздействием греческой традиции аналавом начали называть отдельно полы славянского куколя с изображением крестов, несмотря на то, что такое наименование было абсурдным, поскольку в славянской традиции куколь не разделился на два предмета."

"Появление слова похабъ в древнерусской письменности связано с двумя переводами с греческого – «Историей иудейской войны» Иосифа Флавия (XII в.) и «Житием Андрея Цареградского» (не позднее середины XII в.). Прослеживая контексты слова похабъ в древнерусской письменности, можно заметить три особенности: 1) как и греческие обозначения юродивого, похабъ первоначально означало вообще безумца; 2) кроме самого раннего этапа, это слово связано исключительно с «юродскими» текстами; 3) слово похабъ сохраняется в определённой традиции «юродской» агиографии и благодаря ей."

"к рубежу XVII–XVIII вв., когда было создано краткое житие Василия Нагого, произошло как бы взаимное наложение двух словообразовательных и смысловых рядов: с одной стороны, цсл. похабъ – похабный – похабьство и, с другой стороны, рус. похабный – похабник – похабство и др. В первоначальном значении ‘безумец’ слово похабъ перестало употребляться, а в переносном значении ‘притворный безумец, юродивый’ стало ассоциироваться с бесстыдством и срамословием, возможно, воспринималось как книжный вариант слова похабник"

"Одновременно с процессом изменения (расширения) значения происходило вытеснение слова похабъ на периферию терминологии юродства"