"История обрусевших вариантов названия картофеля свидетельствует об одной модели возникновения и распространения новых слов, или, как в данном случае, освоения заимствованных: сначала возникает большое количество территориальных вариантов, затем они вытесняются одной или двумя лексемами, которые, теряя территориальный признак, могут проникнуть в литературный язык. Такую судьбу вполне готово пережить слово картошка. Движение лексических вариантов из одной подсистемы в другую наблюдается уже сейчас... Возможно, пока рано говорить о вхождении картошки в строго кодифицированный литературный язык как полноправной, стилистически не сниженной лексемы, но в ближайшем будущем это вполне ожидаемо, то есть слова картофель и картошка получат различия лишь в сферах употребления. Уже сейчас сфера употребления слова картофель сузилась до научного и официально-делового стиля, но во всех остальных стилях его место уверенно занимает картошка"

"Возможно, пока рано говорить о вхождении картошки в строго кодифицированный литературный язык как полноправной, стилистически не сниженной лексемы, но в ближайшем будущем это вполне ожидаемо, то есть слова картофель и картошка получат различия лишь в сферах употребления. Уже сейчас сфера употребления слова картофель сузилась до научного и официально-делового стиля, но во всех остальных стилях его место уверенно занимает картошка"

Слово родилось в языковой полемике шишковистов и карамзинистов как ироническая кличка любителей «славянщины». Такое употребление держалось до начала 40-х гг. XIX в., когда оно (а также слово славянофильство) стало прилагаться к сторонникам идеологического направления Аксаковых, Киреевского, Хомякова — сначала как кличка (в 40-х гг.), затем как термин (с 50-х гг.)