"Наша рука (< рѫка, которое в сбою очередь из общеславянского rǫka < ronka) точно соответствует литовскому названию этой же части тела — ranka. Что же касается последнего, то его происхождение совершенно ясно: оно образовано от глагола renkù «собираю, беру, хватаю»"

"Ситуация с происхождением праслав. *rǫka специфична: не вызывает сомнения первичная производность от и.-е. *ṷer- ‘вертеть’ > *ṷrenk- ‘сгибать’ и генетическая связь с лит. riñkti / reñka ‘собирать’ и rankà ‘рука’, однако остается предметом обсуждения природа соотношения славянского и литовского слов: генетическое тождество или заимствование славянского слова из литовского. Автохтонность праслав. *rǫka подвергается сомнению, поскольку в славянских языках не было обнаружено потенциального производящего глагола, родственного лит. riñkti / reñka. Русск. диал. глаголы новгор. поря́кнуть ‘уяснить себе, усвоить смысл’, упорякнуть новгор. ‘догадаться, понять’ и волхов., ильмен. ‘свернуть, повернуть куда-л.’ побуждают возобновить обсуждение проблемы праслав. *rǫka. Диалектные глаголы могут рассматриваться как префиксально-суффиксальные производные от праслав. *rękti, а последний — как генетически тождественный лит. riñkti / reñka.Таким образом, есть основания для реконструкции балтослав. глагола *renk-, а праслав. *rǫka является продолжением производного от этого глагола имени балтослав. *rañkā"

форма очень получилась из более ранней очунь в значениях 'дурно’, 'чрезвычайно’, 'весьма’. Наречие очунь образовалось от глагола очунѣти по типу вспять от вспятити и т. п.

Опровержение сказанного в [Львов 1956]: "по происхождению очунь — не отглагольное наречие, а имя существительное, образовавшееся присоединением суффикса -нь к глагольной основе очу-(ти) по тому же типу, что и дань от да-(ти), тъкань от тъка-(ти), брань 'узор’ от бра-(ти) 'вышивать’, боронь от боро-(тися) и т. д."

"очунь > очень как наречие — явление вторичное, при этом, надо полагать, первоначально оно в речевой практике было таким же, как, например, современные страх,.. жаль,.. пора"

"Наречие очень (очунь) появляется в письменной языке Москвы в ХVII в. ... К XIX в. наречие очень стало самым употребительным"

«Можно предположить, что технический термин жаба, жабка в значении основы для вращающегося предмета исторически связан с этим глаголом [жабить: 'ломать, гнуть, давить'] и обозначая первоначально лунку, выемку, в которую вставлялся вращающийся предмет, что, передавая значение более абстрагированно, можно сформулиро­вать как 'то, что выломлено, выдавлено’.»

"Как видно из этих примеров, первоначальная форма рассматриваемого субстантивированного причастия не была устойчивой: она употреблялась и в мужском роде — ведом, и в среднем — ведомо. Но уже в первой половине XVIII века ведом, ведомо утратили почти все падежные формы, и в современном русском литературном языке со­хранилась только форма родительного падежа в устойчи­вых сочетаниях без ведома, с ведома".

"Очевидно, что в те времена [в XVIII-XIX вв.] слово лихорадка обозначало не болезненное состояние (как, например, головокружение, тошнота, сонливость и т. п.), сопровождающее какое-либо заболевание, а само заболевание, болезнь. Слово это обычно употреблялось в словосочетаниях, типичных для слова болезнь: заболеть лихорадкой, чуть не умереть от лихорадки, подцепить лихорадку и т. п"

"На основании приведенного материала можно попытаться сформулировать значение слова лихорадка в цитатах XVIII — первой половины XX веков: «общее нерасчлененное название ряда инфекционных и воспа­лительных заболеваний, объединенных общностью симп­томов: резкими колебаниями температуры тела, озно­бом»"

"В современной форме с у после к фитоним куманика укрепляется с XIX в. В XVIII в. у А. Болотова мы наблюдаем ту же форму.., у Левшина еще форму с а - каманика... Такая форма этого слова известна уже и в XVII в ."

"исходной формой слова куманика была комоника; комоника > каманика (как следствие аканья и отражение его на письме) > куманика (в результате фонетического перехода а > у после заднеязычного в предударной позиции, наблюдаемою в целом ряде русских говоров)"

"Когда-то паук, земляника, пахарь, брюква были диалектными словами. Но вот они попали в просторечие, оттуда в литературный язык. И кто же теперь помнит об их родословной?"

"Исходя из локального распространенна слова голубика, в литературном употреблении ограниченною рамками русского языка,
а в общенародной - северно-великорусскими диалектами, позволим себе предположить, что оно представляет собой переоформленное по словообразовательной и номинационной модели русского языка заимствованное из пограничных финских говоров слово, другими манифестациями которого были такие, как гонобобель,
гонобобер, гонодобер, головоболь, голоболь и, возможно, как
промежуточная, стадия голубель"