"В Московскую эпоху словом шиш именовали: 1) лесного разбой­ника, бродягу-грабителя; 2) вора (ночного городского бродягу); 3) палача"; фиксируются начиная с XVII века

слово, изначально означавшее 'нечистый дух, бес', "в результате «обратного заимствования» [из польского языка] слово это на­чиная с XVII века приобретает более широкое распространение в памятниках русской письменности в новом зна­чении — 'вор, грабитель, разбойник, головорез', а с 30-х годов к ним добавляется еще одно, ранее не известное — 'шпион, лазутчик, соглядатай'"

"Немногочисленные найденные примеры позволяют реконструировать древнейший этап фонетической адаптации названия верблюда в следующем виде. Приведенные нами примеры говорят о том, что слово вельблудъ в древнерусских письменных памятниках XI в. записывалось в том числе через букву ю — вельблюдъ. В отличие от многих других словоформ, писавшихся в почерках определенного типа с той же орфографической особенностью — ю после твердого согласного, вельблюдъ было обозначением малознакомого на большей части территории Руси животного. Для экзотизма написание, возникшее изначально по орфографической причине, могло быть воспринято как произносительный вариант. При чтении Евангелия в церкви по списку, подобному Погодинскому евангелию, написания типа бюдю, люкавыи узнавались и читались с твердым согласным, а при чтении заимствованного слова орфограмма была сложно различима и прочитывалась со слогом лю. Раннее написание вельблюдъ, переставшее быть понятным в течение XII в., но еще сохранявшееся в этот период в списках Евангелия и Паримейника, в это же время проникает через ошибочное прочтение с /l’u/ в разговорную речь Древней Руси. Этот вариант произношения, по‑видимому, был поддержан благоприятствующими в разговорном языке факторами: фонетической ассимиляцией по мягкости или, например, отталкиванием от основы блуд‑, и поэтому он сохранился в языке и даже стал основным. Примеры конца XIV в. показывают, что к этому времени фонетический вариант вельблюдъ (без диссимиляции плавных, но со смягчением второго л) уже воспринимался как полноправный и допустимый в церковном тексте"

"Во-первых, в большинстве случаев фиксация иноязычного слова в источниках XIX века (начиная с самых первых) связана с именами ученых-ориенталистов. Примечательно, что уже эти примеры употребления слова в русской транскрипции отражают вариантность в написании (югурт, йогурт, ягурт), объяснить которую можно широтой ареала распространения самой реалии и, естественно, различиями в произношении наименования (территории расселения разных народов, подвергшихся османской экспансии). Во-вторых, можно констатировать, что важным этапом в функционировании экзотизма в русском тексте было постепенное проникновение слова в тексты собственно литературных жанров: это художественная публицистика, научные и научно-популярные тексты"

"Факты скорее свидетельствуют в пользу правоты тех лингвистов, которые отдают предпочтение исторически обоснованному ударению (йогу́рт) либо допускают существование обоих вариантов (также йо́гурт). Написание слова в современном русском языке сложилось, безусловно, в результате своеобразного «ребрендинга» изначально национального продукта, промышленное производство которого было освоено в XX веке в европейских странах. Произошло «переименование» в пользу орфографического варианта, закрепившегося в большинстве языков"